IV.2 Филипченко Михаил Михайлович (1874–1957) и Надежда Васильевна – ур. Михалевская (1876–1962)

Дедушка, Михаил Михайлович, родился в Москве. Отец его, Михаил Ефимович, агроном, работал ассистентом на кафедре земледелия Петровской Академии. Мать деда, Евдокия Васильевна (ур. Неручева), погибла в 1876 г. в Орле от несчастного случая (”лошади разнесли”). За Мишей и за усыновленным Васей, ”…ухаживала няня – немолодая, очень хорошая женщина. Будучи взрослыми, братья писали ей и регулярно посылали деньги” (Воспоминания Н.М Донской. – Б.Ф.). В начале 80-х семья переехала в Киев. В 1884 г. его отец женился второй раз на Кистяковской Людмиле Федоровне и они переселились в Москву.

Первые ”азы” учебной грамоты дед получил в Москве в частном реальном училище Воскресенского. В Городище, где в дальнейшем они жили, его обучение продолжалось в домашних условиях, позже в Киевской первой гимназии. Надежда Михайловна, сестра дедушки, пишет: ”Это учебное заведение было одним из лучших, в нем учились мои братья и дяди по маминой линии (Кистяковские. – Б.Ф.)”. Жил дед при пансионе гимназии, а с приездом в Киев брата Васи, у бабушки, Варвары Васильевны Кистяковской, на ул.Нижне-Владимирской,11.

Гимназию дед окончил в 1893 г., а завершил образование на юридическом факультете в Петербургском университете. В столице, к этому времени, уже жили семьи Александра Ефимовича и Александры Ефимовны. Бывая частенько в гостях у тети Саши, Миша подружился с двоюродной сестрой Надей Михалевской. Дружба переросла в большое чувство, они полюбили друг друга, и как видно, не случаен был приезд Нади в Городище в 1895 г., вместе с дядей Сашком, Анной Семеновной и их сыновьями Юрой и Шурой, о чем свидетельствует фотография.

Бабушка Надя, судя по рукописи-воспоминаниям, скорее всего, родилась в С.-Петербурге, а может быть и в Пензе. Она хорошо запомнила детские годы, проведенные в Пензе; переезд семьи из Пензы в Самару, а затем в Уфу. Помнит, как старшая сестра Вера готовила ее в Уфимскую гимназию, она поступила сразу в 4-ый класс. После переезда семьи в Петербург, Надя училась в Литейной Женской Гимназии, которую окончила в 1896 г.

Перечитывая бабушкину рукопись, я не переставал удивляться ее феноменальной памяти, сохранившей мельчайшие подробности, так называемых ”этюдов” далекого прошлого; завидую ее умению литературного изложения красоты окружающего мира; и, вообще, не удивился, когда узнал, что в зрелые годы она писала и публиковала рассказы о зверушках в дореволюционном детском журнале ”Родник”. Вместо гонорара она получала бесплатный номер журнала для детей. Красиво и живописно, в восторженных тонах она рассказывает о пензенском времени: ”… о милом доме под соснами”, в котором жили Михалевские; о ”…фикусе такой величины, что пришлось вырезать кусок пола”; о коте Мурке ”весом 12-ти фунтов”, который ”…укладывался на груди и, мягко щекотя своей атласной пушистой шерстью, начинал мурлыкать длинную песню, пока не засыпал сам и не убаюкивал ею и меня”. Думаю, что привязанность к домашним животным – это одно из душевных качеств бабушкиного характера, так в одном из писем она сокрушенно огорчалась жестокости ливанских детей, вспоминая дни эмиграции:

”…мы все большие любители животных и очень жалеем их; нас местные жители считают ”сумасшедшими”, потому что часто видют, как мы кормим и подбираем брошенных щенят, котят и т.п. …я помню раньше в деревнях всегда бывали: Жучки, Волчки, Васьки, Мурки и их мало обижали”.

Поэтому неудивительна привязанность ее потомков к собакам и кошкам, не иначе генетическая черта всех поколений. Ну, не само же по себе перешло и к нам чувство доброго отношения к домашним животным. Так что и нас можно заносить в разряд ”сумасшедших”…

В 1898 г., окончив университет, дед отбывал воинскую повинность в лейб-гвардии финляндском полку. В 1899 г., наконец, состоялась его свадьба с Надей Михалевской. Молодые сразу уехали в г. Мценск, Орловской губернии, куда дед получил назначение в податковую инспекцию. Из Мценска последовал переезд в Малоархангельск, где дедушка возглавил податковую службу уезда. В 1900 г. в Мценске родился мой отец, его – как и прадеда с дедом – назвали Мишей, а по домашнему Миней. Младшие сестры и брат родились в Малоархангельске: в 1902 г. – Людмила; в 1903 г. – Ольга; в 1907 г. – Василий.

После Малоархангельска дедушка некоторое время служил в Польше, в г.Лодзи. Позже был перемещен в оценочную комиссию Московского уезда и затем с 1908 г. в С.-Петербург. Дальнейшая его служба проходила по линии Министерства финансов, в податковых инспекциях столицы. Все это время он с семьей жил на ул.Знаменской, в доме № 26. По тем временам они не относились к богатым людям, о чем свидетельствует факт работы бабушки Нади письмоводителем в податковой инспекции у деда. Как госслужащая, бабушка была награждена светло-бронзовой медалью на Владимирской ленте в память Отечественной войны 1812 года.

Перемещение деда по службе сопровождалось с присвоением гражданских званий за выслугу лет и награждением орденами и медалями. Так, в 1909 г. ”За отлично-усердную службу и особые заслуги Всемилостивейше награжден орденом Св. Анны 3-й степени”; в 1915 г. ”За труды, понесенные при условіях военнаго времени, Всемилостивейше награжден орденом Св. Святослава”; в 1914 г. ”Пожалована Высочайше утвержденная за труды по отличному выполнению всеобщей мобилизаціи 1914 г. светло-бронзовая медаль на ленте Белаго Орла”; в феврале 1917 г. ”За труды, понесенные в условіях военнаго времени, Всемилостивейше награжден орденом Св. Владимира 4-й степени”, а также медалями в честь 100-летия Отечественной войны 1812 г. и в честь 300-летия дома Романовых.

Перечитывая эмоциональные письма бабушки, в которых, чуть ли не в каждой строчке, она с волнением пересказывала различные эпизоды домашнего быта семьи, можно увидеть, что петербургские годы были наисчастливейшими в их семейной жизни: дед успешно продвигался по служебной лестнице; материальное положение позволило приобрести загородный дом; содержать прислугу; для детей нанимались гувернантки и гувернеры; дети учились в частных гимназиях и т.п. О семейном благополучии говорят и стихи ”Бетонный дом”, найденные мною в Бейруте в старых бумагах у Миши Филипченко. Перечитывая стихотворение, мне припомнился дом, красочно описанный, в одном из писем дяди Васи из Ливана, купленный моим дедом у полустанка Каупиловка, где-то у Лисьего Носа, под Петроградом. К письму была приложена и фотокарточка дома. Должно быть, именно, об этом доме писались симпатичные строчки, при чем очень близким к семье человеком, хорошо знающим их образ жизни. Автором стихов была Елизавета Глебовна Шимова, гувернантка, воспитывавшая ранее дочерей прадеда Михаила Ефимовича. Еще в 1894 г., прадед привез ее, выпускницу Николаевского сиротского института из С-Петербурга в Городище. ”Елизаветка”, – так ее называла маленькая Лена, дочь Михаила Ефимовича, – быстро нашла общий язык с девочками и стала близким другом большой семьи Филипченко. Елизавета Глебовна долгие годы была незаменимой помощницей прабабушки Людмилы Федоровны, а после переезда моего деда из Малоархангельска в Петербург в 1908 г., перешла в его семью и занималась воспитанием следующего поколения девочек Филипченко, моих тетушек – Людмилы и Ольги.

Стихотворение Е.Г.Шимовой, написанное десятки лет тому назад, с любовью и юмором, читается легко, в нем раскрываются портреты хозяев дома, их характеры, увлечения и бытовые условия жизни.

Сохранилось еще несколько незамысловатых стишков, написанных рукой доброго друга семьи. Одно из них: ”Купание” – посвящено Миле и Оле, а в другом – с юмором раскрываются персонажи всех членов семьи и секреты загородной жизни. Ну, кто-бы мог подумать, что дед с бабушкой были хозяевами большого приусадебного хозяйства: и лошади, и коровы, и куры. И главное – дед не чурался любой черной работы по двору: ”С лица как будто-бы и барин, а между тем навоз везет”; или: ”Кто мышеловки мастерит, кто пни корчует, травы косит?"

А бабушка? Да, она не только ”чудная хозяйка”, но и завзятая огородница:

Фамильная черта многих Филипченко – любовь к собакам. Была и у моей бабушки собака алеутской породы и звали ее – Варяг. Сочинительница подметила неравнодушие хозяйки к любимцу: ”К Варягу льнет ея сердечко, его балует без ума”. Бабушка с удовольствием вспоминала о петербургских приключениях своего пса, который то исподтишка таскал с грядок спелые ягоды клубники; то задерживал ночью, пробравшегося в дом воришку; то исскустно возил саночки с детьми... и тут же сокрушенно огорчалась ливанской жестокостью бейрутских детей к кошкам и собакам. Не обошла любовь к домашним животным и нашу семью: у Игоря была овчарка Байкал; у моих сыновей: у Саши спаниель Флай; у Вовы – овчарка Санта, а до войны и у папы была дворняга Снежок, переезжавшая вместе с нами из города в город.

Подготовка детей к поступлению в гимназию проходила под неусыпным контролем бабушки:

”...всех ребят Миню, Милу, Оку, – она писала, – я сама, начиная с азбуки приготовила и довела до 4-го класса гимназии девочек и 4 класса морского корпуса Миню, с помощью для языков гувернантки – француженки и гувернера для мальчиков”.

В бабушкиных письмах-воспоминаниях мне нравятся будничные сценки детей и родителей, по ним можно судить, что семья деда жила в удивительно доброй атмосфере взаимолюбви и дружбы:

”Наша семья очень дружная, сплоченная, девиз ея: ”один за всех и все за одного”. Я помню, если случалось деду сделать замечание одному из детей, как остальная тройка начинала: кто защищать обвиняемого, кто нападать на деда с лаской, а третий удерживать обвиняемого от возражений: ”молчи, ша не возражай”, дед долго не выдерживал, махал рукой и уходил в кабинет, смеясь: ”Ну, конечно – Миня, Мила, Ока, Кот – вот и все наперечет!".

Бабушке исполнилось 86 лет, но несмотря на возраст сохранила в памяти детские проказы, и с материнской лаской рассказывала о их шалостях:

”Хочу рассказать Вам о моем Минечке, может быть папа говорил Вам об этом, а может быть и забыл (папа никогда не вспоминал о своем детстве и родителях. – Б.Ф.). Он и дядя Кот росли такими озорниками, что от их проделок волоса иногда ”дыбом становились”. Выкрадут мягкую игрушку или куклу у сестер, замаринуют ее в ящичке от сигар дедушки и спрячут на верхушку печки; если им неохота пройти ночью в уборную (она была на первом этаже) они сделают необходимое на газету, завернут и в ту-же печку спрячут. Я хожу, ломаю голову себе, что за скверный запах, откуда пахнет, а они только пожимают плечами, сестры несмотря на слезы о кукле или игрушке, никогда их не выдавали, но я обратила внимание, что они их дразнют ”печниками”, тогда-то все и раскрылось и я уже регулярно по утрам ходила в комнату мальчиков и обнюхивала ее”.

Благополучное течение семейной жизни деда прервалось в бурном 1917 г. Дед негативно воспринял Февральскую революцию, и вовсе не принимал Октябрьский переворот большевиков.

Небольшое отступление. Еще в 1905 г., когда сестры деда, увлеченные идеями социализма, занимались агитацией в рабочих кварталах, в семейном кругу не раз возникали споры на темы о социальной справедливости, и дед, возмущаясь как-то сказал: ”…кадетов я еще могу понять, но всё, что левее, для меня непостижимо”. К этому следует добавить, что в юношеские годы, когда он жил и учился в Украине, у него уже тогда сформировались черты патриотизма к украинской культуре и языку. В Городище его воспитанием занимался учитель-украинец А.А.Пашковский. Благодаря воспитателю и учебе в 1-ой Киевской гимназии, дед умел писать ”українською мовою”, а национальное зерно, брошенное старым наставником в благодатную почву, проросло глубокими чувствами к Украине. Патриотизм прививался и в родственной среде украинофилов Кистяковских, и в семье Симиренко, чья усадьба, ”гнездо свободомыслия и прогрессивных идей”, находилась в 5-ти верстах от Городища, (Ольга Кистяковская, сестра Людмилы Федоровны, была замужем за Алексеем Платоновичем Симиренко. – Б.Ф.). И в Городище – у Филипченко, и в Млиеве – у Льва Платоновича Симиренко (автора яблока ”Ренет Симиренко”), а позже в Киеве – у Кистяковских, дед Михаил часто был свидетелем разговоров о будущем Украины. Уничтожение культурного наследия Малороссии, унижение ее языка и цензура на малороссийские издания вызывали у него протест, и он не остался безучастным к спорам близких ему людей. А позже, живя в Киеве, у бабушки Кистяковской, в ее доме на Нижне-Владимирской улице №11, он, по всей вероятности, не мог не встретить там молодых Кистяковских – Богдана и Владимира, студентов университета, так же, как и не мог не поддерживать с ними разговоров на малороссийские темы. И наверняка, ему были знакомы поздние философские взгляды Богдана Кистяковского и Николая Бердяева. Они настаивали на ошибочности и вреде революций для человеческого прогресса, и признавали верховенство духовных ценностей над политической борьбой. Дед, безусловно, разделял мнение украинских родственников, оно совпадало с его собственным, ведь все, что левее – для него было ”непостижимо...". Так что мировоззрение деда твердо опиралось на его патриотические чувства к Украине.

Начиная с февральских событий 1917 года дедушка Миша внимательно следил за ситуацией, происходившей в Петрограде и в Украине и, весьма вероятно, поддерживал тесную связь с украинской громадой Петрограда, где он встречался с однодумцами. То, что громада существовала – подтверждает и А.Кистяковский в ”Щоденнике”: ”...в начале 60-х годов посещал вечера малороссийской громады в Петербурге” (Кістяківський О.Ф. Щоденник. Київ 1995 Наукова думка том 2 с. 109). Думаю, не без влияния членов громады дед принял решение о переезде в Киев. Свое украинское происхождение дед не скрывал, а позже во многих документах, демонстративно подчеркивал, добавляя к фамилии Филипченко, в скобках или через тире, чисто родовую фамилию предков – Пилипенко.

После Октябрьского переворота (24-25 октября 1917 г.) Центральная Рада в Киеве 7 ноября приняла III Универсал о провозглашении Украинской Народной Республики. Обращает на себя внимание, что сразу после этого сообщения дедушка, 26 ноября, обратился в Петрограде, к Генеральному Комиссару по делам Украины Максиму Славинскому с просьбой о предоставлении ему украинского гражданства. Вероятно, М.Славинского он знал хорошо, и в дальнейшем их пути-дорожки пересекутся в Киеве, где М.Славинский в правительстве П.Скоропадского будет занимать пост министра труда (Яневский Д. Політичні системи України 1917-1920 років. Київ Дух і літера, 2003 с. 746). В удостоверении об украинском гражданстве деда, напечатанном на двух языках – русском и украинском – и подписанным М.Славинским, записано: ”...что предъявитель сего Филипченко /Пилипенко/ Михаил Михайлович является украинским гражданином”. Получив удостоверение, дед тотчас отправил в Киев ”Прохання” (сохранилась копия с подлинника) в Генеральное Секретарство финансов:

”Належа до Українського громодянства і бажаючи в теперішні часи жити і служити у рідному краї, маю за честь прохати Генеральне Секретарство дати мені посаду у м. Київі…” и т.д.

Получение гражданства и письменное обращение в Киев объясняется твердым желанием деда принять участие в возрождении украинского государства. Дождавшись вызова, он оставляет квартиру, имущество, ценные вещи на попечении Людмилы Федоровны Филипченко и двоюродного брата Юрия Александровича Филипченко. Фактически дедушка бросает насиженное место в Петрограде и благополучно налаженную жизнь, и в августе 1918 года, вместе с семьей уезжает в Киев. В его действиях прослеживаются последовательные и продуманные намерения: во-первых как рядовой чиновник (податный инспектор) и совсем не богатый человек, он добровольно попросил перевода в Киев, а не бежал из Петрограда, как многие другие: ”Бежали седоватые банкиры со своими женами, …бежали талантливые дельцы… домовладельцы… бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики, жандармы и актрисы…” (из ”Белой гвардии” М.Булгакова); во-вторых у деда не было веских причин, кроме идейных и патриотических, бежать от большевиков, его профессия была нужна любой власти; и в-третьих, и самое главное, его действиями двигали национальные чувства, ибо хотел ”…в теперішні часи жити і служити у рідному краї...". Думаю этими словами сказано все.

Тем временем Киев жил беспокойной жизнью фронтового Города, куда стекались потоки беженцев из России, бежавших от красного террора. Город напоминал по выражению М.Булгакова ”многояростные соты”: ”Город жил странною, неестественной жизнью, которая, очень возможно, уже не повторится в двадцатом столетии (увы! повторилась в 1941 г. – Б.Ф.). За каменными стенами все квартиры были переполнены. Свои давнишние исконные жители жались и продолжали сжиматься дальше, волею-неволею впуская новых пришельцев, устремившихся в Город /…/ Всю весну, начиная с избрания гетмана, он наполнялся и наполнялся пришельцами. В квартирах спали на диванах и стульях /…/ Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка (Булгаков М А. Белая гвардия. Дагестан Махачкала 1987 с. 44, 45).

Совершенно верно, Киев ”разбухал” от стекавшихся в город беженцев разношерстного толка. Но дед не был беженцем, он приехал в Киев по вызову Департамента простых налогов и должен был приступить к работе в Генеральном Секретарстве финансов, однако он опоздал, ибо Центральная Рада была смещена, и к власти пришел Гетман Украины Павло Скоропадский. Но смена власти не смутила деда и благодаря родственнику, министра внутренних дел Игоря Кистяковского, а возможно и министра труда М.Славинского, его назначают приказом Гетмана председателем Реквизиционной комиссии в г.Киеве:

Наказ

Гетьмана Всієї України 25 вересня 1918 року.

ч.231

Призначається Михайло Михайлович Филипченко Головою реквізіціної комісії м.Київа в справі реквізіції осельних і неосельних помешкань… и т.д.

Подписи: Гетьман П.Скоропадский. Сенатор Василенко.

В связи с упоминанием И.Кистяковского, приведу любопытную характеристику, которую дал ему В.Винниченко, один из руководителей Центральной Рады. Он образно разрисовал политический портрет родича деда. Вспоминая дни становления Украины в 1918 г. В.Винниченко обвинил И.Кистяковского во многих грехах, а больше всего в реакционных нападках на Национальный Союз: ”Особливо це зазначилось, коли гетмансько-німецьким министром внутрішніх справ став московський адвокат И.Кістяковський. Переконаний реакціонер, отвертий і ціничний ідеолог клясового грабіжництва /.../, член ріжних акційних товариств, цей самовпевний і ціничний нахаба, маючі тонкий нюх, спочатку прикинувся страшенним українським патріотом і самостійником. Він так ловко вдавав цей патріотизм, що деякий час багато з українців вірили йому й навіть уважали за щирого оборонця національних українських здобутків. Цей ”патріотизм” поміг цьому аферистові пробратись на посаду державного секретаря, а потім і міністра внутрішніх справ” (В.Винниченко “Відродження нації”. Київ-Відень 1920. Вид-во. політ. літер. України. 1990. с. 80). Трудно судить в объективности высказывания, но это слова очевидца событий.

В том же году сын деда – Михаил (мой отец) – окончивший накануне в Петрограде гимназию, поступает в Университет Св. Владимира на юридический факультет. Не странно ли? Поступает на факультет, деканом которого тоже Кистяковский, но Богдан Александрович… Протекция или добрый совет родственника?

Анализируя собранные документы, которые дед скрупулезно собирал (честь ему и хвала), и тщательно сопоставляя их с событиями, происходившими в Петрограде и Киеве, отчетливо просматриваются искренние и благородные цели дедушки Миши верой и правдой послужить ”рідному краю”. Но события в Украине развивались стремительно, и драматично, и вопреки его патриотическому настрою. В декабре 1918 г. власть в Киеве перешла к Директории – высшему органу Украинского Национального Союза. Все чиновники, принятые на работу при Гетмане Скоропадском, были уволены, в том числе и дед: ”Наказом Директорії Української Народної Республіки (по ведомству Міністерства Внутрішніх справ) від 30-го цього грудня звільнено М.М.Филипченко від посади Голови Київської позавідомственної Реквізиційної Комісії в справі реквізіції осельних і неосельних помешкань” (Центральный архив органов высшей власти Украины, Ф.1065 оп.1 д.25 стр.12.).

На фото:
1. Дедушка М.М.Филипченко и бабушка Н.В.Филипченко (Михалевская), 1899г.